Среда.
Я сильно переживал за Макса. Как он пережил эту ночь? Он совсем плохо дышал. А этот приступ перед самым моим уходом - надеюсь, он прошел, и Максу удалось, хоть немного вздремнуть. Невероятно, как можно с таким дыханием «успокоиться и попытаться поспать» (как ему советовали врачи)? Даже, если вколют какой-нибудь анальгетик и т.п., так все равно же воздух будет с затруднениями проходить. Уже поговаривали об аппарате искусственной вентиляции легких (маске), но пока не прибегали к его установке.
В этот раз, я поехал к нему с очередной гостьей, а именно с вернувшейся с учебы в пригороде *** Ланой. Наслушавшись от меня по телефону о незавидном состоянии Максима, она решила, во что бы то ни стало, приехать в город, и навестить его, пока не поздно. Ведь, что бы она к нему не испытывала в душе (я не исключал даже некоторой ревности с ее стороны), она не могла не увидеться с ним еще раз, после всего того, что он сделал для нас двоих, и для меня в частности, во всей моей сознательной жизни.
Отправились на авто с утра пораньше к нему. И как уже полагается, после краткого обоюдного приветствия, меня попросили выйти. Только на этот раз, это была сама Лана.
Перед этим (еще по дороге в больницу) она проговорила, что: «Пусть мне будет не слишком уютно там находиться, в палате с Максом одной. Но я бы хотела этого… Хоть раз, побыть с ним наедине. Возможно, таким образом, я, наконец-то, в полной мере, прочувствую Те Самые настроение и атмосферу, что присущи твоему нахождению с ним. Может быть, я ничего подобного не испытаю, потому что Эти отношения были только Вашими и Эти Чувства были доступны лишь вам двоим… Но я хочу попытаться»
Таким образом, я снова восседал на уже знакомом и почти родном мне диване в коридоре, и ждал часа для своей аудиенции.
В эти минуты мою голову вновь заполонили мысли с каким-то глубоким сакральным смыслом. Максим успел обмолвиться о том, что ему на сегодня назначили некую процедуру по извлечению жидкости из легких. Я, когда интересовался Максовской болячкой, не мог пройти мимо заболевания легких, оттого имел представление, что такая процедура была ему сейчас необходима. Странно, что ее не провели еще вчера вечером. Хм, хотя, должно быть, вечером не было нужных врачей и оттого, только в среду днем решились на такое. Как бы там ни было, я переживал за то, что Максу и после нее может не стать легче.
А еще я только в тот момент времени, откинувшись на спинку диванчика, смог, наконец-то, за все последние дни, спокойно обдумать все то, о чем мне не давали думать, вечно сопровождающие меня куда-либо и где-либо друзья/приятели/знакомые/члены семьи.
Я смотрел в потолок, а где-то возле меня проходили врачи и больные, у кого не был прописан постельный режим. Я мало об этом писал, почти обходя этот факт стороной, но их здесь, на этаже, где располагались покои Макса, было достаточно. Я смотрел на всех этих больных пациентов, что ходили здесь в специальных больничных халатах (кто с капельницей на привязи, кто в маске защитной) и не мог не думать о том, что это не просто больные, которые выйдут отсюда через пару дней-недель. Я совсем забыл о том, ГДЕ я нахожусь. Этим, наверное, и отличается СПИД-центр от обычной больницы. Там люди живут какое-то время, и надеются, сильно рассчитывают на то, что спустя какое-то время, они вернуться домой, к своей семье и близким. Их постоянно кто-либо навещает, приносят всякие фрукты и т.п. угощенья. Да, безусловно, и в обычных больницах случаются внезапные смерти, или от какой-либо болячки (в том числе и от подхваченной больничной инфекции). Но в СПИД-центре все это кажется каким-то особенным, другим.
Я сидел на диванчике, возле меня ходили люди… И мне казалось, что возле меня ходит сама Смерть… Все, кто были облачены в больничные сорочки, в принципе, были приговорены… Рано или поздно, все они умрут… Хм, смешно написал, рано или поздно, все мы умрем… Но, просто, ТАМ это осознание приходило с особой значимостью. Словно, Смерть была спутником тех людей, а мне, как будто, позволили приблизиться к ней и посмотреть на все со стороны. Кто-то отчаянно боролся с ней, кто-то уступал, не оказывая никакого сопротивления, кто-то принимал ее, как данность, и пытался совершить в оставшееся ему Время все возможные дела, что привели бы к благоприятному исходу жизни всех тех, кто остается в этом бренном мире. Да уж, это был точно образ Максима, он каждый день и ночь говорил о каких-то важных делах и подписывал бумаги.
Я смотрел на все происходящее вокруг меня, и мне казалось, что меня нет в этом мире. Словно я – лишь наблюдатель, кем-то сюда посланный. Я смотрел на всех этих людей (врачей, медсестер, больных, их посетителей) и я казался, сам себе, каким-то выдуманным персонажем. Как будто, я оказался посреди съемок какого-то медицинского сериала, как будто, где-то скрыта камера, что пишет все мои эмоции и проносящиеся в голове мысли. Камера скрытая действительно была, да только, она лишь холодно наблюдала за творящимся в коридорах у палат и уж точно не читала мои мысли.
Неужели, все происходящее сейчас со мной здесь – реальность и Максим умирает? Я никак не мог поверить в то, что это время настало. Я, то и дело вспоминал осень, как я его вновь увидел после долгой разлуки, как он мне признался в своем заболевании, как мы оттягивались в клубах с Никки, как мы ездили в путешествие на Ямайку и там тусили с девчонками, как потом мы оформили брак с Ланой (Максим был только рад этому), и как, все таки, спустя столько месяцев отнекиваний с обоих сторон (из-за обоюдной безопасности), мы все же, занялись любовью с Максом…
Все это было просто шикарно, это невозможно забыть. Все это время, все эти месяцы, периодически у Макса, случались приступы различной тяжести, но каждый раз он, чуть отлежавшись, приходил в себя и мы продолжали веселье и общение. И вдруг, он так быстро слег… Я не мог поверить, что он больше не встанет… Нет, конечно, он еще мог вставать с постели, хоть это было и проблематично… Но, уйти ему из больницы – это теперь мне казалось, поистине, фантастичным действием.
Я пока еще не до конца осознавал тот факт, что Макс при смерти, мне все казалось, что я так и буду к нему приезжать каждый день на протяжении еще нескольких недель, пока он не поправится. Вот только после таких мыслей, всегда приходила глупая заметка, что он НЕ поправится и, что с каждым днем будет становиться только хуже.
И, ведь, действительно, каким он был в воскресенье, когда мы только сюда приехали – после проведенных процедур и пары капельниц, был как огурчик. А какой он был, когда общался с Ней в понедельник – продолжал держаться бодрячком, лишь после Ее отъезда, со мной позволил себе расслабиться и признать, что ему не слишком-то комфортно со всеми этими трубками в руках, да к вечеру вновь стало легким и горлу нехорошо. С Дэном вчера так же пытался держаться на таком уровне, чтобы он не подумал, что ему больно и трудно с ним говорить (в прямом смысле). Сегодня у него уже не было сил скрывать свое недомогание, поэтому Лана и я видели, что ему, бесспорно, становится хуже. Что же будет дальше? Когда наступит тот самый предел, когда он захочет уйти? И позволят ли ему, ведь, так до сих пор мне не было известно, нашел ли М-Доктор некое средство, что позволит… В общем, да, которое позволит… Наверное, М-Доктор не зря тогда приезжал консультироваться с профессором ***, наверняка, интересовался этим «средством», да не из праздного любопытства.
Собственно, после того, как аудиенция Ланы была окончена, и принесли уже обед, мне было позволено войти в покои Макса. Именно тогда я отметил его бледность и слабость. Его глаза блестели, как прежде, но сил что-либо совершить не было совсем.
Я отметил, что у Ланы покрасневшие глаза – плакала, значит. Никто не пытался скрыть этого факта друг от друга.
Я предложил Максу помочь ему с супом, покормить. Он отказался, мол: «Совсем немощный что ли, пока еще ложку держать могу» - попытался улыбнуться, но у него это не слишком получилось. Потому как, оказалось, в самом деле, он еле-еле смог удержать ложку с бульоном.
Когда в следующий раз попытался донести ее до рта и сделать глоток, начался дикий приступ кашля, не позволяющий нормально вздохнуть. Бульон из ложки пролился на поднос. А когда все-таки удалось кое-как вздохнуть, он обессиленный повалился на подушку, закрыв глаза, прошептав: «Простите».
Я не смог сдержаться, и проговорил: «Да что ты вечно извиняешься?! Хватит, мы все понимаем…» - я не знал, что еще можно добавить, поэтому решил чуть изменить тему. – «Тебе нужно попытаться поесть. Сил-то, может, и нет, оттого, что не ешь совсем»
Макс: «Не хочу я ничего…»
Я: «Надо, иначе будут снова капельницу ставить»
Макс: «Пусть делают, что хотят…» - в его еле слышных словах, было такое безразличие ко всему, что даже Лана посмела нажать на него.
Лана: «Не смей сдаваться, еще рано, и ты это прекрасно знаешь. И не отказывайся от нашей помощи»
Макс: «Спасибо»
Лана присела к нему на кровать, намереваясь помочь ему с супом. Зачерпнула немного бульона ложкой, поднесла ко рту Макса со словами: «Ну, давай… Ложечку за маму…» - Максим улыбнулся и принял эту ложку. Дальше дело пошло лучше, он уже сам принялся черпать из тарелки суп.
А я в этот момент, после слов Ланы не мог не вспомнить о родителях Макса. В самом деле, где они?
Я: «Эй, мы, ведь, ничего не сообщили твоим родителям!»
Макс: «Сообщили. Никки оставил им сообщение на телефоне пару дней назад. Они скинули мне смс, что приедут завтра, так что, не переживай»
После обеда, мы еще пару часов проболтали о разном с ним, но не сильно серьезном, чтобы приводить весь разговор здесь. Потом, ближе к вечеру, ему опять стало плохо. Макса охватил очередной приступ кашля с отходящей мокротой. А после приступа, он очень долго не мог прийти в себя, не мог совсем говорить, так как удушье не отпускало. Его лицо стало красным и мне все казалось, что он снова закашляется, отчего вовсе потеряет сознание, так как доступа воздуха практически не было.
Мы, разумеется, вызвали врача, так как приступ долго не проходил. Врач быстро вколол ему что-то и тут же назначил процедуру прокола с изъятием жидкости из легкого. Он собирался это сделать чуть позже, но раз такое дело, то решил произвести ее незамедлительно.
Пока врач подготавливал все в своем кабинете, Максу стало легче. Поэтому, когда подошел к палате медбрат с коляской, дабы отвести Макса к нужному кабинету врача, его помощь уже не требовалась. Максим сам намеревался прогуляться до туалета, а так как приступ, вроде как, прекратился, посчитал, что можно было бы дойти к процедурному кабинету и самому. Так что, я препроводил его до туалета, что был здесь же в палате, но до которого тоже нужно было доковылять. И после всех тамошних манипуляций, мы направились к кабинету, где нас ждал врач с медсестрой. Меня попросили остаться в коридоре.
Спустя, примерно, 20 минут, Максим вышел вместе с доктором ко мне. Так же вместе прошли в палату, где все это время сидела Лана и разгадывала, так полюбившиеся ей в последнее время, кроссворд-«судоку». За эти 20 минут, в ожидании Макса, я тоже успел сделать одно немаловажное дело – переговорить по телефону с Кайлом о том, где я, где Лана, что делаем и когда будем дома, можно ли к нам заехать? Я, разумеется, не сказал ему, где мы находимся на самом деле. А так как он только ехал со своей работы по направлению к нашему дому, то я смело соврал, что мы тусим на Базе. Он уже хотел, было, свернуть туда, как я сообщил, что: «Но через пару часиков, думаем, приехать домой» - тем самым повысил его настроение перед серьезным разговором.
Накануне с Ланой затронули тему, что надо бы рассказать обо всем Кайлу, ведь, рано или поздно, он обо всем узнает, так лучше, чтобы от нас. Так что, тот вечер я с Ланой планировали провести за рассказами Кайлу всего и вся, что мы так долго от него скрывали.
Вернувшись в палату, медбрат помог Максиму лечь на постели, у которой приподняли изголовье. Оказывается, прокол производился со стороны спины, и поэтому следовало около получаса точно теперь, Максу так лежать – все это для того, чтобы затянулась ранка от проделанной процедуры. Так что, следующие пару часов мы вели беседы, расположившись с Ланой в кресле и на стуле возле кровати Макса, на которой он восседал, будучи вновь привязанным всякими трубками и проводками к различного вида и предназначения, капельницам и аппаратам.
Максим все не мог нарадоваться тому, что: «Я и не думал, что когда-нибудь снова смогу вздохнуть полной грудью… Оказывается, это так здорово – просто дышать! И ничего не болит… пока что…»
«Больно было?» - спросил я, имея ввиду процедуру изъятия жидкости из легкого.
Максим: «Нет. Разве что, сам обезболивающий укол, который под лопатку сделали, был больным немного, а так… Чувствовал что-то странное со стороны спины, в той области, где сделали прокол – это, наверное, холодная специальная медицинская игла проникала внутрь… Давление небольшое… А в остальном, не придавал значения каким-то не приятным ощущениям, наоборот, уже тогда стал отчетливо понимать, что становится значительно легче дышать».
Но даже при таком, казалось бы, благоприятном завершении дня, мы (я, Лана и, вполне возможно, сам Максим) понимали, что проведенная процедура лишь на несколько часов (о сутках даже не шло речи) сумеет облегчить состояние Макса. Так или иначе, снова, когда-нибудь наступит время, когда Максиму будет трудно сделать вздох, и он будет отчаянно желать скорейшего своего ухода.
Подтверждением таким нашим догадкам стал кашель с кровью, что охватил Максима при разговоре с нами. Если дышать еще было более-менее возможно (за это отвечала та сторона легкого, из долей которого сегодня извлекли жидкость инфицированную), то из-за другой стороны (которую в тот день решили не трогать) Максиму к вечеру опять стало трудно говорить, да и вообще, как он выражался «внутренности никогда не переставало жечь». Я все пытался представить себя на его месте, пытался прочувствовать все то, что он сейчас ощущает чисто физически… И я ужасно боялся того, что когда-нибудь, действительно, со мной что-то подобное может произойти, я ужасно боялся всех этих ощущений и болей, что в тот момент пытался преодолеть Макс, отвлекая себя чем-то глупым и незначительным, лишь бы не думать о боли внутри себя.
Подошедший с проверкой состояния Макса врач, назначил на поздний вечер прием еще какого-то препарата, за который уже должна была бы отвечать ночная медсестра. После ухода врача, и после того, как Макс смог более-менее внятно выражаться, он нас попросил отправляться домой. Мы, конечно же, попытались воспротивиться его просьбам, но время приближалось к 19:30, через пару часов должен был подъехать Николас, а нам еще, возможно, по пробкам придется ехать, и вообще, Лане следующим утром нужно было в *** уезжать, так что… Мы вынуждены были согласиться с Максом и покинуть его.
Домой добрались, как раз, к ужину. Мама, сестра и Кайл уже дожидались нас.
После насыщения наших желудков, все разбрелись по комнатам, в ожидании отхода ко сну. Мама собиралась завтра рано утром уезжать к кому-то на встречу, сестре нужно было в университет так же рано утром, а мы втроем удалились в мою спальню, дабы предаться своим излюбленным делам – разговорам. В последнее время, я только и мог это делать со своими партнерами, так как ситуация с Максом не выходила у меня из головы, отчего я был просто не способен на что-то большее.
Расположившись на любимой кровати, я все думал, с чего бы начать разговор с Кайлом, и как бы плавно перейти к теме, что мы намеревались обсудить с Ланой сегодня вечером. Ко мне рядышком прилег сам Кайл, отчего стало много теплее, но ничуть не комфортнее, в плане предстоящего разговора, скорее, наоборот. Затянувшееся молчание прервала Лана, которая более, не видела смысла что-либо скрывать. Она села в конце комнаты у компьютерного стола с работающим ноутбуком и начала говорить.
Свет в комнате был выключен, поэтому исходящее мерцание от экрана ноутбука, падающее на лицо Ланы, придавало ее позе и тихому голосу, которым она рассказывала обо всем Кайлу, еще большую загадочность. Смотря в темноте на ее лицо, подсвеченное голубоватыми огоньками ноутбука, когда она говорила о заболевании Макса и о том, что его скоро должно не стать… По мне то и дело, пробегали волны жуткого холода, страх закрадывался в груди от мысли, что все это видится так, словно, мы в очередной раз снимаем видеоролик для коллекции Дэна. Лана в тот момент была, как будто, прорицатель, кто глаголет что-то, на вроде, предсказания, истины, с которыми нельзя потягаться. Все слова казались нереальными в такой непривычной для нас обстановке, а я сам себе казался пустым местом… В прямом смысле слова, мне думалось, что меня нет в той комнате, есть лишь Лана и Кайл, а я только смею наблюдать за ними со стороны, как зритель кинофильма.
Лана рассказала ему все, особенно остановилась на причинах, нас побуждавших, сохранять заболевание Максима в тайне до сего дня. Невозможно было не замечать мою обеспокоенность чем-то в последнее время, мое постоянное отсутствие дома, множество не принятых звонков и безответных смс от Кайла.
Кайл: «Я все это время думал, что вам вместе настолько хорошо, что ты совсем позабыл обо мне. Думал, даже, обмануть тебя и не приезжать сегодня к тебе. Все эти дни ты был с ним, а он… И у вас с ним ничего не было…»
Кайл имел ввиду тогда (последняя фраза), непосредственно, секс - я это знал. Его волновало, не заразился ли я каким-то образом, чтобы, впредь, он мог быть со мной и не беспокоиться по этому поводу. Но он произнес последнюю фразу с такой интонацией, как факт… Он был полностью уверен в том, что между мной и Максом совершенно ничего не было, просто не могло быть чего-то большего, кроме совместных обжиманий и нескольких поцелуев. Я не посмел в ту минуту разрушить его убеждения и рассказать о ночи с Максимом, проведенной в его постели перед отправкой в больницу.
Я не нашелся, что ответить на его реплику, посему он продолжил: «Я хочу приехать к нему. Это еще возможно?»
Честно, я не ожидал такой прыти с его стороны. Ладно, Дэн, Она, Лана возжелали навестить Максима, но Кайл… Я мог предположить, что даже моя сестра захочет в последний раз увидеться с ним (чего она, кстати, почему-то, не захотела сделать), но не ожидал такого от Кайла. Разумеется, я не стал возражать его намерению. Но так как время было уже позднее, не стал углубляться в расспросы, с какой целью он стремится в палату Макса. Наверняка, обговорить все то, о чем мы ему рассказали в тот вечер. Просто, услышать все это еще раз, но уже от самого Максима, удостовериться в реальности всего происходящего.
С тяжелыми думами, мы пожелали друг другу спокойной ночи и прекратили разговоры. Я уже знал, что завтра мне снова придется восседать на том самом диванчике, в коридоре у окна, рядом с палатой Максима.
продолжение следует...