The All My Love
Воскресенье
Наверное, это будет самая короткая глава (из серии "В больнице") , но зато в ней все будет описано довольно последовательно. Потому как спустя неделю после произошедших событий, описываемых здесь, в голове моей случилось некое «замыкание» на почве переживаний. После оного, все последующие события (в течение следующей пары месяцев) мне стали казаться мало связанными друг с другом.
В воскресенье днем, я приехал в одно время с родителями Макса. Они первыми вошли в палату, и расположились по обеим сторонам от него на стуле и кресле. Тем самым, они ограничили мне доступ к Максу – впервые за все эти дни, я не смог при приветствии, поцеловать его в щеку. Честно признать, даже если бы его родители и не сидели в такой близости от Макса, я бы вряд ли подобное действие в отношении него при них совершил, но все же… Что касается моего такого проявления чувств пару дней назад - это произошло совершенно неосознанно, потому как, я первым зашел в палату, как это бывало каждый день до этого.
Первые несколько часов до обеда прошли довольно скучно, потому что в палате присутствовали родители Макса, и я не мог с ним поговорить обо всех тех вещах, о чем хотелось спросить уже долгое время. Снова обсуждали насущные вопросы: состояние Макса ухудшается, через пару дней будут проводить повторное изъятие жидкости из легких. Еще зачем-то затронули фармакологические свойства препаратов, вообще медицину, плавно перешли к политике, затем к экономике и, под конец, речи стали вестить про военное оснащение европейских стран и стран третьего мира. К середине беседы мне стало откровенно скучно, я никогда не увлекался ничем подобным.
Наконец-то, родители Макса соизволили покинуть нас на обед. Они ушли в полюбившийся кафетерий «Starbucks», а я вызвался проконтролировать, чтобы Максим съел все то, что ему принесли.
Макс, тихонько хлебая сливочный суп: «Наконец-то они ушли. Как мне надоели их бестолковые разговоры. Что толку говорить обо всем этом, ничего не изменится от этих разговоров»
Я: «Они просто хотели занять время»
Макс: «Вот именно… Убийцы времени…»
Я улыбнулся. Он тоже, посмотрев на меня.
Я добавил: «Хватит ворчать, ешь»
Макс: «Не понимаю, зачем они кормят меня? Зачем тратят на меня еду, которая была куплена и приготовлена на деньги здоровых налогоплательщиков? Благотворительность… Я понимаю, такое нужно тем, кто вскоре выздоровеет, кто здесь лишь временно и идет на поправку. Зачем все это делать (еда, уход, дорогостоящие лекарства) для меня, которого скоро не станет? Ведь всем ясно, что я не жилец, отключили бы приборы все, да и делу конец…»
Я: «Ты серьезно считаешь, что всем от этого стало бы легче? Родственники бы засудили врачей, стали бы взывать о здравом смысле, засыпали бы сообщениями об аморальном поведении»
Макс: «Верно, все для услады глаз родных и близких. Мучиться на обезболивающих, как можно дольше, лишь бы они могли видеть тебя и говорить с тобой. А то, что ты уже ничего не соображаешь и даже плохо воспринимаешь их присутствие рядом с тобой – это все не имеет значения, лишь бы они могли думать о том, что сделали тебе хорошо тем, что продлили тебе жизнь на лишних пару часов-дней. Чтобы напоследок смогли подумать о хороших самих себе, о том, что сделали тебе якобы приятное…»
Я: «Ты так говоришь, словно, уже готов применить к себе тот самый препарат, как будто, тебя уже от всего тошнит и ты готов уйти… Неужели это и впрямь так? Ты думал о том, как все это будет происходить?»
Максим доел суп, отложил поднос на соседний столик и на минуту прикрыл глаза, затем тихо ответил: «Иногда ночью, когда пытаюсь заснуть, а не получается, задумываюсь о том дне, когда придется сказать всем «Прощайте» и потребовать вколоть мне смертельную дозу того препарата. Задумываюсь над тем, каково это будет, провалиться в небытие… И ладно бы это был просто наркоз, который похож на обыкновенный сон, после которого, ты знаешь, что проснешься и все будет, как прежде…
Здесь не будет этого «проснешься», здесь меня просто не станет. Интересно, куда я попаду? Есть ли что-то Там, за пределами этого мира, что мы видим каждый день? Возможно, это будет похоже на сон, я усну и просто больше не проснусь и по ощущениям ничего особенного не почувствую, просто меня не станет, как и не было когда-то. А может быть, я что-то ощущу в этот момент, в момент перехода из этого мира в потусторонний, возможно, он, в самом деле, есть? Каково это будет? Буду ли я смотреть на собравшихся в этой палате сверху (как обычно такие штуки описывают побывавшие в коме), осознавать все происходящие, пытаться утешить вас и вернуться обратно в свое тело? Будет ли мне больно физически (хотя приборы и не фиксировали никогда при испытаниях подобной активности мозга) или будет мне больно на другом уровне, чувственном или не знаю каком, на таком, какой еще не видывала наука, какой еще не довелось никому зафиксировать и измерить? Будут ли меня мучить угрызения совести за все совершенное, не будут ли эти мгновения, как раз теми, что говорят, определяют душу человека в, так называемые, Ад или Рай?... Или я совершенно ничего не испытаю и кану в небытие ни о чем не задумываясь, в одно мгновение?»
Я: «Жаль, что ты не сможешь этого рассказать…»
Макс: «Не переживай, ты обязательно все это когда-нибудь узнаешь» - с ухмылкой произнес он.
После небольшой паузы.
Я: «Тебе страшно?»
Макс сделал пару вздохов через кислородную маску и ответил: «Страшно, когда больно. Боишься, что боль никогда не прекратится. Каждая секунда, каждый вздох в такие моменты дается с таким трудом и болью, что желаешь о скором уходе. В такие моменты боль побеждает саму смерть - совсем не страшно покидать этот мир и всех тех, кто находится рядом. В такие моменты думаешь лишь о том, чтобы эта чертова боль покинула тебя.
А когда все заканчивается, и ты вновь можешь сделать более-менее нормальный вздох – тогда, разумеется, уходить совсем не хочешь. Тогда, снова, появляется это дурацкое ожидание «чуда», надежда на улучшение. Тогда становится неприятно оттого, что тебя спрашивают о твоем уходе. Даже, порой, кажется, что неверно расслышал собеседника, словно, не к тебе обращались, не про тебя говорили. Спустя пару секунд приходит осознание, что все собрались здесь только ради тебя (меня) и значит уходить придется мне. А я себя чувствую вполне сносно, вкалывать какую-то смертельную дрянь совсем нет желания… Тогда приходит страх оттого, что могут это сделать с тобой насильно – не хочется уходить, ох, как не хочется…
Страшно, Джерри… Безусловно, страшно… Просто иногда нет сил бояться. Максимум на что способен – немного слез в отношении себя, от своей беспомощности, от невозможности что-либо изменить… Но это все когда нет никого рядом. О, да…, я умею плакать…»
После небольшой паузы.
Макс: «Ты, наверное, устал. Полдня вытерпеть болтовню моих родителей – у тебя крепкие нервы.
Господи, как представлю, сколько раз ты здесь у меня бывал… Я совсем потерял счет времени, который сейчас день недели? Когда мы сюда приехали?»
Я: «В воскресенье. Так быстро идет время, уже неделя прошла»
Макс: «А мне кажется, я здесь лежу уже целую вечность… Каждый день, как предыдущий (ну, почти что). Все те же лица, все те же действия и разговоры… Более-менее было интересно в самом начале, когда приезжали Она и Дэн. Ты не теряй с ними связи, вы нужны друг другу. Они хорошие ребята»
Я кивнул.
Макс: «Что же до Кайла и Ланы… Ты сам знаешь, что в данный момент тебе без них тоже не обойтись, не отталкивай их, пусть будут рядом. То же касается и родных: у тебя хорошая мама, очень грамотная, понимающая. Сестра, конечно, немного с прибамбахами, но милая, знающая себе цену, далеко пойдет»
Мы улыбнулись воспоминаниям о Джесс.
Макс: «Ты никогда не думал, где сейчас твой отец, чем занимается? Каким он был? Неужели так похож на меня?»
Я: «Нет, совсем не похож. Если сравнивать внешность. Зато по поступкам вы немного схожи. Я совершенно не помню из-за чего он ушел из семьи, на какой почве они с мамой решили расстаться. Он уходил постепенно, наверное, из-за этого я не нервничал и не переживал.
Я часто задумываюсь на счет своей гомосексуальности, точнее би… Никак не могу понять, почему мне стало интересно мужское тело в юном возрасте? Говорят, отсутствие в семье мужского внимания может спровоцировать такой интерес. Не знаю, может быть, они и правы…
Лет до 10-11 (как раз до того возраста, пока отец еще был с нами) я спокойно играл с парнями во дворе и ни о чем таком не задумывался. В смысле, о девчонках тогда уже были всякого рода помыслы, но не о мальчишках точно. А потом, еще год-два спустя (отец уже ушел от нас и мы прекратили с ним какое-либо общение), я стал отмечать, что интересуюсь мужскими телами, их формами под разного рода одеждой (тканями), особенностями строения тел, и стал понимать, что мне нравится все это изучать и начал желать более близкого контакта. Мне хотелось трогать красивые тела более старших ребят, мне хотелось быть, как они, такими же подтянутыми, но с мышцами на всех нужных местах. Спустя еще пару лет я стал почти таким, о ком мечтал и встретил в тот год тебя. Как можно догадаться, чем старше я становился, тем к более взрослым меня и влекло. Не удивительно, что я был восхищен тобой, и как идеально сложенным телом (для меня) и как человеком в целом.
Скорее всего, именно в тебе я и нашел потерянного отца, если так можно выразиться. Да, мне хотелось любви и ласки, причем, не столько в сексуальном плане, сколько вот в таком отеческом. Ты смог мне подарить и то и другое, ты научил меня очень многим вещам, именно по этим действиям, ты моему подсознанию и напоминал ушедшего отца, поэтому мне не хотелось уходить от тебя, хотелось быть все время с тобой рядом и каждую минуту учиться чему-то новому.
Мне было безумно обидно, когда ты игнорировал мои звонки, когда решил со мной расстаться таким способом, не отвечая на сообщения. Когда ты пропал из моей жизни, а после еще и девушка… Мириам ушла… Мне было паршиво… Дэн еще пропадал на своих съемках… С Джесс было не особо тогда интересно, с мамой ни о чем таком не мог поговорить… Потом, правда, стали чаще общаться с Дэном, к нему приехала Лана… Да, тогда началась моя вторая жизнь… Когда увлекся ею, это было здорово, снова проснулся интерес к жизни, азарт, сумею ли завоевать ее сердце? =) Боже, так странно, мог ли я тогда подумать, что мы с ней и 4 года спустя будем вместе и вообще оформим брак?! Мог ли я подумать тогда, что еще раз встречу тебя..., кого считал потерянным навсегда?»
Макс: «После такой идиллической концовки, считаю упоминание про меня излишним…»
Я: «Ничего не бывает лишним. Раз так все произошло, значит, для чего-то это было нужно»
Макс: «Да… Пришел я и разбил вдребезги все твое светлое прошлое, а еще если бы не подыхал, разбил бы и твое настоящее с возможным прекрасным будущим…»
Я: «Ты сегодня слишком самокритичен. Я уже не злюсь на тебя, я еще раз посмотрел на свое прошлое с учетом твоих поправок и… Да, оно стало менее симпатичным, но знаешь, я ни о чем не жалею… Ведь, если бы не было этого прошлого, я не был бы сейчас тем, кем являюсь… А я безумно люблю себя такого, какой я есть… Я безумно благодарен тебе за то, что ты тогда со мной сделал… И считаю каждый день (по сей день), проведенный с тобой несравненным жизненным опытом… Ты больше, чем просто ассоциация с отцом и его заботой. Ты больше, чем просто любовник… Ты тот, кто создал МЕНЯ, я продолжу тебя в себе…»
Макс: «А что будет дальше, после тебя?»
Я: «Я не знаю… Я не хочу думать об этом… Еще не время…»
Макс: «А когда будет «Время», Джереми? Когда так же будешь подыхать и будет время подумать, но уже ничего нельзя будет сделать? Или когда сзади битой по голове или автомобиль случайный из-за поворота…, когда вовсе не сможешь ни о чем задуматься…?
Я считаю, что еще пара лет и «время» настанет. Не упустите возможностей. Я, надеюсь, у вас все получится, даже учитывая ее характер и принципы»
Я: «Я пока не готов с ней говорить об этом. Через пару лет – да, возможно…»
Он улыбнулся и замолчал. Я же стал вспоминать мое с ним общение в предыдущие разы, в каком ключе он всегда выражался, подумал, что именно из-за его присутствия, я стал более грамотно и по-взрослому выражать свои мысли.
А еще вспомнилась некоторая деталь, о которой я тут же рассказал ему: «Хм… Забавно… Ты – единственный, кто так часто называет меня по имени. Не знаю почему, но другие предпочитают в общении избегать его употребления. Мне приятно, когда ты произносишь мое имя, особенно, когда полностью. Сразу же, когда слышишь свое имя, мозг словно включается и, кажется, что лучше воспринимаешь информацию, которую хотят донести до тебя»
Максим ничего не ответил.
Я: «Я убиваю время никчемными разговорами?»
Макс: «Немного»
Я: «А чего хочешь ты?»
Макс: «Сказать кое-что…. Но никак не могу сделать этого. Нет, все самое важное я уже высказал. Не думал, что так тяжело и сложно будет произнести эту фразу из нескольких слов…»
Я не сразу понял, что он имеет в виду. Лишь, когда он начал подходить издалека, стал догадываться, что так трудно ему дается.
Макс сделал несколько вздохов с помощью кислородной маски и продолжил: «Я только недавно задумался о том, как я выгляжу со стороны. Попросил Никки поднести ко мне зеркало… О, ужас… Это не я… Мне так неловко и стыдно, что вы все видите меня таким. Это ужасно, я ведь еще молодой, я не должен быть таким… Эти впавшие щеки, бледное лицо и такие огромные синяки под глазами… Иссохшие губы… Как тебе было не противно прикасаться ко мне?! А мое тело – у меня были такие мышцы, я был когда-то полон сил. Теперь я лишь мешок с костями, все мышцы куда-то делись, и я чувствую себя таким слабым и беспомощным, я с трудом могу держать ложку и набирать тексты.
А вчера вечером приходили санитары, чтобы помочь мне вымыться. Подправили матрац противопролежневый, убрали с меня одеяло и я увидел, что у меня там… Такие худые ноги и… Мой пенис… Когда-то я трахал таких же санитаров им, а теперь они ухаживают за мной, меняют трубку для отвода мочи, и я ничего не могу сказать им против, просто не в силах и… Черт! Он уже никогда не наполнится кровью достаточно для проведения других манипуляций… Да, в общем-то, и не хочется… От вкалываемых мне препаратов я уже не помню, когда была эрекция в последний раз, наверное, в прошлое воскресенье утром, когда мы еще были дома…
Это ужасно, Джерри. Ты не должен дальше наблюдать за моим увяданием. И так тебе было позволено слишком многое увидеть, я не думал, что физический регресс будет происходить так быстро. Я хотел быть с тобой, как можно дольше, но представляя себя на твоем месте в будущем, я каждый раз бы возвращался к кадрам в воспоминаниях о том, каким я был (да, хотя бы, на той же Ямайке) и как я выглядел на больничной койке в свои последние дни. Я не хочу, чтобы ты вспоминал меня в таком состоянии, в каком я нахожусь сейчас и в каком буду через пару дней или неделю…»
Я, безусловно, вспомнил о видеоролике, который мы когда-то снимали с ребятами забавы ради, но где основная идея заключалась в том же – умирающий герой произносит подобные слова своему возлюбленному, просит того покинуть его и, в результате чего, последний вынужден подчиниться просьбе умирающего и оставить любимого в одиночестве.
Я знал, что Максим действует по тому же сценарию, потому попросил: «Ну, давай же… Произнеси эту фразу, чтобы уж, наверняка, все случилось так, как было нами написано…» - все было произнесено безо всякой тени улыбки или чего-то подобного. Наоборот, я проговаривал эти слова, а сам в подавленном состоянии думал о том, что буду делать после них?
Максим осторожно произнес: «Я люблю тебя, Джерри… Я не думал, что когда-то кого-то смогу полюбить так, чтобы сказать ему об этом… Я люблю тебя… И я благодарен за все, что ты для меня сделал, а сделал ты немало… И чтобы не причинять тебе большей боли, я прошу тебя покинуть меня сегодня… Пожалуйста, Джерри, уходи…»
Все это время, пока он говорил, я смотрел чуть в сторону от него, куда-то в дальний угол, на батарею под окном. Когда он произнес «короную фразу», я не смог аккуратно перевести свой взгляд на него, это получилось сделать довольно резко. Так или иначе, в тот момент слезы застилали мои глаза, в горле образовался комок…
И Максим… О, Боже… Я это увидел… Он плакал… Закусив губу, он смотрел на меня и по его щекам текли тихие слезы… Я был готов разрыдаться там же, сдерживался из последних сил, отводя глаза в сторону и пытаясь глубоко дышать.
Прошло еще какое-то количество секунд или минут, не знаю… И я произнес: «Я не могу перечить твоему желанию, мы говорили об этом, я все хорошо помню. Я уйду. Но позволь мне уйти не прямо сейчас… Позволь остаться с тобой еще на несколько минут, на несколько часов. Позволь уйти тогда, когда ты заснешь…»
Он, с все таким же мокрым лицом от слез, еле заметно кивнул с прикрытыми глазами в знак согласия. Мы оба понимали, что это наш последний день, когда мы видим друг друга, слышим друг друга и можем дотронуться друг до друга. Я не посмел бы нарушить его просьбу и заявиться на следующий или в другой день. Поэтому, хоть он еще и оставался во вменяемом состоянии, вполне живым и отвечающим за свои слова… Для меня это был последний день, когда я его видел таким… Я не мог просто встать и выйти из палаты, понимая, что больше я с ним живым никогда не увижусь.
Максим устроился удобнее на кровати, готовясь немного подремать. Затем, словно, отвлекая и желая успокоить меня всего заплаканного, попросил: «Я не знаю, кто будет держать меня за руку в тот момент, когда я решу уйти, и будут ли меня держать вообще... Cейчас я хочу, чтобы это был ты... Возьми, пожалуйста, мою руку» - я так же удобнее устроился в кресле и протянул ему мою руку, крепко сжав его ослабшую ладонь в своей – удивительно, тут же стало легко и спокойно. Тут же вспомнился мне наш полет на самолете на Ямайку, когда летели Туда и я сильно переживал из-за турбулентности и т.п. Тогда он, в свою очередь, взял меня так же за руку и стало легко-легко и ничуть не страшно… И мы ничего не говорили друг другу… Лишь взгляды, слезы да рука в руке… Я с ужасом думал о том, что через какое-то время мне нужно будет покинуть палату.
Он отвернулся к окну, но руку не отпустил. Я держал его ладонь в своей, смотрел на его безмятежное лицо с прикрытыми глазами, из которых тихонько лились слезы. Наверняка, внутри себя он переживал бурю эмоций, но даже в такой момент, не смел показать мне их…. Всю жизнь храбрился перед всеми, я не был исключением… Застрявший внутри моего горла комок, не давал возможности восстановить дыхание, я все плакал и плакал, беззвучно, но с еще теплящейся надеждой в какое-то чудо… В возможность того, что кто-то сейчас войдет в палату и подскажет способ лечения, в то, что все вокруг меня – лишь сон, и как расстались мы с Максимом в мои 14 лет, так больше его никогда и не было в моей жизни… Но мысли о недавней Ямайке и о приобретенном своеобразном опыте от общения с повзрослевшим Максимом, не давали мне считать все происходящее игрой воображения, так что…. И чуда никакого не произошло….
Когда он заснул, когда я нехотя отпустил его руку, когда я в последний раз вышел из его палаты…. Мне показалось, что мир опустел. Ноги еле передвигались. Вроде бы, он еще здесь, но как будто для меня он уже умер… Так не хотелось уходить из палаты, я просто не представлял, что мне надо будет делать за ее пределами? А там меня опустошенного встретили его родители.
Его мама хотела дать мне принесенный кофе с пирожными, но по моему внешнему виду и по еле слышным фразам: «Он попросил меня больше не приходить… Он сейчас спит…» - поняла, что речи про еду сейчас будут не к месту.
Его мама обняла меня и произнесла: «Джереми, я могу посоветовать сейчас тебе только одно - подумай о своей девушке, с которой вы недавно оформили отношения…»
Я внимательно посмотрел в ее серьезное и в то же время мягкое лицо.
Его Мама: «Возвращайся домой, и с порога скажи ей, как сильно ты ее любишь…» - я обнял ее и заплакал навзрыд, представляя, что мог бы еще потерять и Лану…
На выходе из отделения, я встретил М-Доктора. Я рассказал ему о своем последнем визите, он же поделился сведениями о том, что он и главный врач СПИД-центра окончательно договорились об использовании в отношении Максима специального препарата, позволяющего уйти на тот свет максимально безболезненно.
М-Доктор проводил меня до своего автомобиля, где я немного посидел в одиночестве, ожидая его возвращения – он изъявил желание сам лично довести меня до дома. Наверное, это было верное решение, а то я бы ни в жизнь, не дошел до автобусной остановки сам.
Я смотрел на здание больницы в солнечных лучах, из окна дул приятный ветерок, в салоне машины вкусно пахло чем-то карамельным, но не приторным… И не мог поверить в то, что там, на 5-ом этаже в одной из палат, находится мой любимый, который подключен ко всякого рода аппаратуре, который еле говорит (со мной лишь силился все сам говорить вслух), больше общается посредством электронной программы, кивками головы да закрытием век … И которого я больше никогда не увижу!
Уезжать с парковки больницы было до невозможности странным…. С одной стороны, все казалось вполне обычным, и все чудилось, что еще приеду сюда и не раз, и вообще, в следующий раз увижу Максима живым и здоровым у себя в гостях… С другой стороны, тут же представлялась реальная картина будущего: Максим не излечимо болен, и М-Доктор уже приобрел специальный препарат, чтобы осуществить затею Максима. Через пару дней, максимум неделю, они осуществят задуманное, и в таком случае, я увижу Максима лишь в гробу на похоронах…
Всю дорогу мы ехали молча. У меня то и дело перед глазами мелькали кадры нашего отснятого видео «В больнице», когда по сценарию с Моим героем происходит некое подобие истерики на фоне потери любимого (все отметили, что очень реалистично получилось тогда сыграть). И еще не давали покоя возможные кадры из будущего, когда мой такой сексапильный, умный и веселый парень лежит в гробу, весь синюшный с напудренными лбом и руками, ничуть не сексуальный, а так отвратительно напоминающий блеклый человеческий манекен. А вокруг толпятся родственники, все в черном, в том числе и я там… И когда подходит ко мне очередь что-то говорить, я не могу вымолвить ни слова… Мои глаза застилали слезы….
А потом приходит осознание, что Максим пока еще жив! И так хочется вновь вернуться в больницу, и просто сидеть там, рядом с ним до последнего! Но он сказал «Уходи», а это значит, что я не смею вернуться больше туда… Я его больше не увижу… Противнее всего от факта, что не увижу его Живым и Он это знает! Не увижу блеск его глаз и мою любимую улыбку, не услышу больше его смех и тембр его голоса, он больше никогда до меня не дотронется, а мне трогать его холодное тело уже вряд ли сильно приятно будет, я больше никогда не смогу с ним ни о чем поговорить! Такое когда-то невероятно красивое и теплое тело, и все эти знания в голове… Никогда не думал, что скажу такое, но мне кажется, что «Жизнь не справедлива». С другой стороны, как уже не раз мной самим и Максимом обсуждалось, если бы не его смертельное заболевание, мы бы вовсе никогда не встретились…
Мы подъехали к моему дому, М-Доктор отказался заходить, на прощание сказал лишь скромное «Держись» и уехал.
Я на подкошенных ногах прошел к входной двери, я все еще не мог поверить в то, что я больше никогда не приеду в больницу, и я не мог придумать, как бы это быстро и емко объяснить маме и Лане. Поэтому, когда они встретили меня в коридоре, услышав шум возни моего ключа в замке, на их вопросительные взгляды относительно моего такого изможденного внешнего вида, я смог выдать лишь одно: «Он сказал «Уходи».
С этими словами, я направился к себе в комнату. Чем остались заниматься моя мама и Лана внизу, мне было неизвестно и, честно говоря, ничуть не интересно, но как факт – через полчаса ко мне постучалась Лана…
