The All My Love
«Лучше быстротечная, но страстная любовь, чем вечная размеренность в отношениях» - так думалось в начале нашей встречи и после признания Максима в имеющемся заболевании. Даже после январской Ямайки (когда время, очевидно, приближалось к смертельному времени – заветным марту и апрелю) – все казалось вполне положительным, и мы наслаждались друг другом и, вроде бы, вполне спокойно принимали, как факт, его скорый уход…
И лишь когда он частенько перестал справляться с какими-либо элементарными вещами (с моей точки зрения), а после попал с осложнениями в больницу – стало ясно, что времени не осталось совсем… Мысли в отношении друг друга переменились. Теперь вышеупомянутая фраза не казалась Истиной, хотелось лишь одного, если не возможного здоровья/выздоровления, то хотя бы дополнительных дней/часов…
Сколько слез выплакал за все это время… не счесть…
Однажды июньским вечером, когда я, Она, Дэн и еще несколько ребят были на Базе, захотелось немного попеть наши любимые песни. Включили любимые минусовки, музыку собственного сочинения и… поняли, что большинство текстов песен, так или иначе, связаны с любовью/смертью или чем-то подобным и все это очень ясно соотносится с событиями 2-х месячной давности, когда ЕЩЕ был Максим или, когда его УЖЕ не стало.
Тогда Дэн предложил просмотреть видеоклипы из нашего прошлого. Сначала, все было нормально, штук 5-6 клипов посмотрели с удовольствием, вспоминая прошлое Ее и Дэна. Все было нормально – ровно до того момента, когда не начал проигрываться видеоклип, где главными героями уже были Она и Максим. У меня тут же все похолодело внутри… Необычное чувство посетило меня – я вроде бы видел его на экране… Там он был живым и вполне здравствующим… И тут же все эти положительные моменты перебивались кадрами из воспоминаний на кладбище, когда я и Лана хоронили его, когда я видел его спокойное лицо на белой подушечке в гробу, который потом закрыли и опустили в землю, после чего мы сверху положили свои цветы.
Я отвернулся от экрана, мне стало тошно видеть эти кадры, меня реально начало тошнить… Дэн и Она поняли мою такую реакцию, отчего тут же выключили видеоролик.
Дэн: «Тебе, разве не хочется посмотреть эти записи? Взглянуть на него, когда он был так счастлив, когда он создавал все это вместе с нами? Мне казалось, тебе было бы приятно увидеть его еще раз таким веселым и жизнерадостным…»
Я: «Нет, Дэн… Может быть, Вам и приятно лицезреть Максима на пленке, а Я не могу смотреть эти видео! После того, как я вижу наше с ним совместное прошлое (на солнечной Ямайке), сразу же думаю… Не могу не думать… о том, каким он был тогда в больнице.
Все эти трубки у него в носу, в руках… Его затрудненное дыхание, невозможность пошевелиться, такая беспомощность, и эти влажные глаза… Которым так стыдно, из-за того, что ты его видишь таким, но он так не хочет прощаться с тобой.
Вы его видели в подобном состоянии лишь 1 день, еще в середине первой недели, он тогда еще мог нормально разговаривать… С каждым днем становилось все хуже. Я ездил к нему каждый день. Я видел, как он угасал с каждым часом… И самое мерзкое, каждый день была надежда на то, что все может обернуться и он пойдет на поправку. Лишь он сам, да врачи были уверены в бесповоротности течения болезни… Спустя неделю вашего визита, он уже еле говорил… Я старался не плакать при нем, это удавалось мне с трудом. Слезы застилали глаза после мыслей о том, что я ничем не могу ему помочь, и что с каждым днем, времени становится все меньше и меньше. Каждый день была эта дурацкая вера в какое-то чудо спасения, в чувство Его Избранности или в подобную чепуху… Ничего… Ничего не произошло… Ничего не изменилось… Просто еще одним человеком стало меньше…» - я подошел к окну во всю стену и закончил фразой, которую я с упорством произносил почти каждый день тогда: «… И я до сих пор не знаю, что мне делать…»
Дэн: «А мне кажется, знаешь. Чего тебе хочется прямо сейчас? Помимо того, чтобы рядом с тобой был здоровый Максим…»
Я: «Я не знаю… Я так часто думаю об этом, но все без толку, я не прихожу ни к каким ответам»
Дэн: «Судя по тому, как ты рьяно начал протестовать против просмотра видео и судя по тому, Что именно ты предъявлял нам в качестве аргументов, почему не желаешь ничего подобного смотреть… Мне кажется, есть что-то, связанное с Максом, что ты был бы не прочь обсудить, возможно такое?»
Я, чуть подумав над своими внутренними переживаниями: «Вполне вероятно, что ты прав…»
Она: «Тебе хочется говорить о нем… Но не с нами…»
Я сел на диван, внутри себя, проговаривая Ее слова: «Верно, говорить о нем, но не с вами, потому что… Вы не даете мне никакой новой информации для размышлений… Вы перевариваете одну и ту же информацию, данную вам мною же… Мне нужен кто-то, кто бы знал Максима и смог мне о нем что-то рассказать… Особенно меня сейчас интересуют последние дни жизни Макса… Кто может рассказать мне о них и наиболее достоверно? Кто был с ним все это время, когда я уже не мог приезжать?»
Она: «Родители? Но, вряд ли они вдавались в детали хода течения его болезни...»
Дэн: «Это Максим… Который Доктор… Именно он готовил «лекарство» для Макса. Наверняка, он, как никто другой сейчас, сможет рассказать тебе о последних часах жизни твоего возлюбленного»
Я: «У меня пробегала такая же мысль, но мне показалось немного некорректным, обращаться к нему с такими расспросами, после того, как он присутствовал при всем этом…»
Она: «А мне кажется, он – единственный, кто сможет тебе это все внятно рассказать. Уже прошло достаточно времени, уже можно побеспокоить его.
Ты слишком зациклился на себе, на своих мыслях, переживаниях, словах и действиях… Нужно не бояться искать помощь на стороне. Позвони ему, сегодня будний день, может быть согласится приехать сюда после работы на пару часов, поговорить с тобой?»
Я так и сделал. М-Доктор согласился остаться на ночь на Базе, отсюда было удобно добираться до его работы, да и домашние его оказались не против отсутствия любимого мужа и папаши в течение одной ночи.
М-Доктор задерживался, потому ребята не стали его ждать, отправились по домам. Я известил своих о том, что буду ночевать на Базе и устроился поудобнее на диванчике в холле, включив на огромном экране одну из новинок того года. Когда М-Доктор прибыл (а было это уже около 21:30), быстро попили на кухне Базы чай с бутербродами и сладким, да направились в одну из комнат для отдыха, дабы готовиться ко сну. Тогда-то, когда мы улеглись по сторонам большой кровати, наконец-то, довелось нам поговорить о том, о чем я мечтал начать разговор весь вечер.
М-Доктор: «Почему ты хотел увидеться со мной?»
Я: «Я хотел поговорить с тобой о Максиме… С Ланой, Кайлом, Дэном и Ней я уже достаточно наговорился о нем, этот способ самовыражения моих мыслей мне больше не помогает. Мне нужно что-то новое, другое… Мне нужно, чтобы говорил не только я… Они ничего не знают о Максиме, поэтому информация ходит по кругу и меня это еще больше угнетает…»
М-Доктор: «Я тоже не сильно хорошо знал его…»
Я: «Расскажи все то, что довелось тебе про него узнать. Как ты впервые услышал о нем, увидел его? О чем вы с ним говорили там, в больнице, когда мы приезжали к тебе однажды? Вы говорили о «лекарстве»? Расскажи, что происходило в последние часы его жизни, когда он решился уйти… Ведь ты был тогда с ним рядом? Расскажи про все это, пожалуйста…»
М-Доктор: «Ты точно уверен, что хочешь все это услышать?»
Я: «Да, и как можно подробнее… Ты знаешь меня, я не страшусь откровенного содержания…»
М-Доктор: «Что ж, хорошо… Начну издалека.
Впервые я услышал о Максиме от Дэна. Когда ему было лет 16-17, когда он поделился со мной своими первыми сексуальными подвигами, тогда же тема зашла и о тебе, как о его друге. Тогда он мне и сообщил о том, что ты попробовал «запретный плод» раньше него, в 14-15 лет. И первым у тебя была не девушка, а, что меня сильно удивило, мальчик старше тебя. Удивило, потому что мне ты казался вполне гетеросексуальным пацаном. Но Дэн тут же меня поправил, мол, я редко тогда тебя видел и что, на самом деле, в тебе, иной раз да проскальзывали намеки на гомо… Но не в этом суть.
Главное, что именно тогда я узнал о Максиме, к которому, как мне показалось, ревновал тебя Дэн. Он все твердил о том, что, скорее всего, этот парень – только твоя фантазия, а на самом деле, его не существует. Из-за таких реплик мне и показалось, что он сильно тебе завидует и ревнует к тому, что у тебя уже все «это» было, а ему «и хочется и колется»… Он признался мне тогда, что сам проявлять инициативу он не осмеливался, но был бы не против, если бы ты склонил его однажды, типа «случайно» ко всякого рода забавам, что вы проделывали одно время вместе в подростковом периоде, когда еще не сильно задумывались над происходящим. Позже, вроде бы, у вас все это получилось осуществить, отчего я подумал, что Дэн успокоился. Попробовал разные варианты, понравилось или нет, сам мне толком сказать не может до сих пор.
Тогда же ко мне стал обращаться ты частенько. У тебя тогда появились отношения с Ланой и Кайлом, и мне было совсем не сложно консультировать тебя по возникающим вопросам в той области, а так же, снабжать рекламной продукцией от агентов, интересуясь после твоим и твоих партнеров мнением о данном товаре =)
Что касается, непосредственно, Максима, то, в другой раз я о нем услышал уже, когда он вновь вернулся к тебе, причем во второй раз (зимой 2009-2010 гг.) и только после того, как Дэн сообщил мне о его заболевании. Помня ваши подобные мысли по выдуманному проекту, и чувствуя, что в этот раз вам точно не обойтись без меня, я стал охотно поддерживать Дэна в его творческих начинаниях по этой тематике, таким образом, приближаясь к тебе и Максу. В какой-то момент, вы, действительно, обращаетесь ко мне. Только слышу я от вас совсем не то, что хотел бы…
Я ожидал услышать от вас вопросы, которые бы касались возможного выздоровления (ты знаешь про мою практику с внедрением в лечение высококачественных БАДов). Я ожидал, что вы можете (ты, в особенности) спросить меня про то, как будет протекать заболевание дальше, какие осложнения могут быть, как все это будет начинаться и тому подобные вопросы… Но вы пришли ко мне с совсем иным…
Максим уже давно узнал ответы на все его интересующие вопросы по части заболевания. Его тогда больше интересовало: «Возможно ли, в условиях СПИД-центра нашей страны применить эвтаназию? Если возможно, то, каким образом все это будет происходить, кто будет это все делать? С помощью каких средств, с какими возможными препятствиями, осложнениями (болезненностью) можно столкнуться, в какие временные сроки и за какие деньги все это будет происходить?»
Безусловно, он так же поинтересовался угрозой для тех, кто это будет делать. Так как в нашей стране пока что такая процедура считается незаконной, то ее придется всевозможными способами скрывать, улики тщательно маскировать.
Я пообещал ему разузнать о нужных препаратах и способах их использования. Созвонился со своим другом, еще со времен студенчества, который работал с онкологическими больными, разговорил его по данной теме. Он поделился со мной телефоном одного своего знакомого, который жил и работал уже долгое время в Бельгии, который уже не раз сталкивался с подобным. По телефону, а затем по интернет-связи, он мне все популярно объяснил, что и как проводится в таких ситуациях, и какие условия должны быть обязательно соблюдены. Теперь оставалось дело за малым – раздобыть специальные препараты (их было 2), которые должны были бы убить Максима.
Я никогда не занимался ничем противозаконным или чем-то таким, что могло бы навлечь на меня смуту. Поэтому, когда потребовалось, чтобы в моих руках оказались 2 препарата, которые выписываются только по рецепту и которые, вообще, в большинстве своем, используются только в медицинских заведениях… Я стал раздумывать над тем, каким бы образом подменить рецепт, потому что просто так, прийти на склад и украсть эти флакончики не представлялось возможным (везде были видеокамеры).
В итоге, окольными путями, но я таки подменил рецепты и нужные препараты оказались у меня на руках. Теперь нужно было связаться с главным врачом СПИД-центра, разговорить его на эту тему – может быть, еще можно было бы все это сделать, более-менее официально? И вправду, оказалось, что мы не первые, кто такое проделывает. В разговоре с ним узнал о множестве случаев, еще более ужасных… Когда родные собственноручно подсыпают что-то в воду/еду, или, вовсе, душат своих любимых, лишь бы те не мучились на больничных койках, будучи подключенными ко всякого рода аппаратуре, уже почти что ничего не соображающими от постоянных инъекций морфия.
Таким образом, главный врач был не против использования нами специальных средств для безболезненного ухода Макса. Только самолично он что-либо делать отказывался, просто сделает вид, что ничего не видел, не слышал. А пока я искал ему замену (так как я тоже не сильно желал, чтобы моими руками все это было сделано), врач еще раз проведал Макса. После этого, посовещался о чем-то с лечащим врачом Максима и… В итоге, все это проделал он… Я просто стоял рядом… И его родители тоже…»
Я: «Как это было? Как Максим понял, что пора? Что он говорил?»
М-Доктор: «Он был очень плох, Джерри… Он был просто никакой… Прошла неделя с того дня, как ты его видел в последний раз. Он сильно изменился внешне. Не знаю, каким его сделали для похорон, но тогда в палате, он был просто живой мертвец, точно. Каждый вздох был сопряжен с хрипами, он совсем не двигался, только глазами следил за нами, чуть их приоткрывая.
Это ужасное чувство… Ты сидишь рядом, по идее, должен бы успокаивать его, а не можешь, потому что, сам не можешь взять себя в руки. Ладно бы другая ситуация, когда мы бы знали, что он еще выкарабкается, если бы была хоть малейшая надежда на это… Я бы вел себя по-другому, но тут… Я просто сидел рядом, старался не смотреть на него, потому что я знал, что ничем ему уже никто не сможет помочь, а все слова были пусты… Но противнее всего было оттого, что он сам прекрасно все это осознавал… Он лежал, смотрел куда-то впереди себя, не сильно обращая внимание на нас, которые на него почти не смотрели… Он понимал, что мы не можем на него смотреть из-за его такого вида, из-за своей же беспомощности перед ним и… Чего таить? Мы ждали, когда уже наступит этот момент, когда он сам захочет уйти…
Самое гадостное заключалось в том, что сам Максим понимал, что мы уже устали от этого всего… Нам хотелось быстрее вернуться к своим семьям, к своим проблемам, к своему обычному быту… Да, как-то пережить его уход, но несомненно, начать жить заново и получать от жизни удовольствие… А не возиться с ним здесь уже 2-ю неделю подряд, ожидая, когда же он захочет покончить с собой? Он это все осознавал…Но он не мог так быстро решиться на этот шаг… Мысленно, представляя его самочувствие, я не стремился торопить события, а спокойно сидел возле него и ждал его указаний»
Я: «Дэн сказал мне, что Максим планировал свою смерть на тот день. Якобы, Дэн с ним говорил об окончании Проекта, и Максим захотел, чтобы эти даты совпали…»
М-Доктор: «Ну вот, так оно и вышло. Я замечал, как он не просто всех разглядывает в тот день, а словно, ожидает чего-то. Наверняка, это и было то самое ожидание, когда же уже ему можно будет уйти, когда он решится на это.
На часах уже было 18:00, час назад приехали его родители. К 21:00 должен был приехать Никки. Но я чувствовал, что Максим не станет его дожидаться. На его месте, я бы не стал такое проделывать на глазах у своего коллеги, насколько бы близки они не были.
Около 19:00, когда случился сильный приступ кашля, когда Максим еле-еле смог восстановить дыхание… Он так долго не мог вздохнуть, что я уже начал думать об упущении момента с нашей стороны. Казалось, что он в тот момент сам умрет, только не по желанию, а от удушья, как он того совсем не хотел. Но все обошлось… К счастью или нет, но он восстановил дыхание и подозвал меня к себе, взглядом подозвал.
Я наклонился к нему, заглядывая в глаза. Я видел, как он мучается с произнесением слов, все еще, восстанавливая дыхание, быстро дыша с хрипами. Потому спросил его сам: «Сейчас хочешь?»
Он, то и дело, прикрывая глаза, тихонько промычал: «Угу»
Еще я предложил: «Если совсем больно, можем морфина немного дать»
Он промычал отрицательный ответ.
Я бы тоже отказался от обезболивающего. После него боль уходит, остается только невозможность нормально вздохнуть, но и этого хватит для того, чтобы еще отсрочить свою просьбу.
Я не знаю, сколько бы он еще смог находиться в таком состоянии: несколько часов, день, два или даже три, но… Будь я на его месте, честно, я бы постарался поступить так же… Он просто был никакой… У него все болело внутри, он не мог спать, дышать, не двигался вовсе… Удивительно, что он еще крепился до того дня… Теперь я знаю, почему он его дожидался… Чтобы даты совпали… Мне кажется, если бы было без разницы, когда вкалывать инъекцию, он бы ушел на день или два раньше – точно.
Я сообщил его лечащему врачу о желании Максима. И тут же стал приготавливать одну вещицу…, о которой мы с Максом давно уже договорились. Я не хочу сейчас об этом распространяться, ты узнаешь позже. Это некоторое исследование с моей стороны, полностью любительское, но Максим согласился мне в этом помочь. Честно признать, не сильно удалось насладиться результатами, но что есть…
Когда врач вышел из палаты за нужными «ингредиентами», я тихонько сообщил родителям Макса, что сейчас будет происходить. Они пожелали остаться вместе с нами в палате и сели ближе к Максу. Они начали что-то ему говорить, любя поглаживая его голову. В ответ, он только прикрывал глаза да мычал что-то утвердительное или нет. Я в этот момент морально готовился к тому, что сейчас придется пережить всем нам.
Пришел врач с 2-мя нужными флакончиками, достал новый шприц из упаковки, набрал в него содержимое одного из флакончиков и положил на стол рядом. Ничего не говоря, стал ожидать моего или Максима сигнала.
Максим, безусловно, видел краем глаза все эти манипуляции и от этого стал нервничать. Родители стали успокаивать его, но мне показалось, что он их совсем не слушал. Он смотрел на меня… Я спросил его: «Мне подойти?» Он кивнул. Родители уступили мне место.
Оказавшись рядом с его лицом, я напомнил о том, что хотел сделать, чтобы он не был против этого (я про свое исследование). Он не был против. Еще я в очередной раз сказал ему о том, чтобы он не боялся, ему не будет больно. Мои слова не сильно помогали ему в успокоении, да и было бы нелепо, если бы он не думал о более глобальных вещах в тот момент.
Тяжело дыша, он начал плакать. Беззвучно слезы лились из его прикрытых глаз. Мы с врачом забеспокоились, что сбивчивое дыхание может спровоцировать еще один приступ. Но нет, приступа никакого не было, зато у Максима началась самая настоящая истерика, которую он пытался от нас скрыть. Он почти не открывал глаз, из которых продолжали литься слезы, его трясло, и по его частому затрудненному дыханию было понятно, что он сейчас переживает, наверное, самые противоречивые чувства из всех, когда-либо доводившихся ему испытывать: «Убить себя сейчас или смогу потерпеть еще? Что изменят эти несколько часов/дней? Что будет там, по ту сторону?»
Его мама подошла к изголовью кровати, наклонилась и поцеловала его в макушку. Он еще больше разрыдался, уже открывая глаза, потому что ему захотелось посмотреть родителям в лицо и сказать: «Простите… за все простите, пожалуйста…» - с трудом, прошептал он. Родители, не сдерживая слез, закивали ему в ответ, мол: «Да, конечно, все в порядке», а мама снова стала гладить его по голове.
А потом он посмотрел на меня и, с все еще не прекращающимися слезами и сбивчивым дыханием, прошептал: «Я бы так хотел, чтобы он сейчас был здесь… в последний раз посмотреть на него…»
Я: «Но ты не мог позволить себе сделать этого, он бы не пережил такого расставания…»
Он: «Угу… Вы немного похожи… Возьми меня за руку, когда будешь делать запись…»
Спустя минуту-две, он успокаивается и шепчет: «Уже можно…»
Я делаю знак лечащему врачу, и тот берется за шприц.
Максим с усилием, поворачивает голову в мою сторону, чтобы не смотреть, что делает врач – тот вкалывал специальный раствор в капельницу, что несла его в вену Макса.
Он шепчет: «Мне страшно…»
Я беру его за руку, шепчу: «Не бойся, все в порядке. Расслабься, можешь закрыть глаза» - одновременно с этим, проделываю некоторые свои дела (для исследования).
Он стал более спокойно дышать (явно препарат уже начал действие, скоро он должен заснуть): «Скажи ему, что я его люблю»
Я: «Он это и так знает… Хорошо, передам…» - спустя еще пару секунд прошу его произнести еще что-нибудь, говорить до тех пор, описывать все, пока будет способен это делать.
Ладно, так и быть… Это и было мое исследование – я поднес к его губам диктофон и просил говорить все, что он ощущает, видит, думает до самого конца…
Мне понравилась одна его фраза: «Не знаю, слышите ли вы меня, или мне только кажется, что я говорю вслух, но…» - получается, что где-то там, на пороге смерти, но он еще мог логически рассуждать…»
Я: «А какая была его последняя фраза?»
М-Доктор: «Она такой и была: «Кажется, это все…» И она была произнесена через 20 секунд после того, как был вколот второй препарат. Он до этого еще говорил про теплые ощущения во всем теле. Пусть и было темно, но не было дискомфорта. К тому же он представлял себя на песчаном берегу какого-то острова, у воды с тобой…»
Я: «Ямайка…»
М-Доктор: «Потом была пара слов о том, что все стало темнеть и кружиться. Было необычно, но не страшно - его понесло куда-то и… все. Еще, через секунд 10, его сердце остановилось.
Врач стал отмечать в документах, проговаривая вслух, время смерти, а я все сидел с включенным диктофоном в одной руке, другой сжимая сухую ладонь Максима, которого не стало.
Впервые я испытал такое чувство. Впервые за всю свою врачебную практику - когда необходимо было присутствовать при умирании человека, да еще и знакомого. Я видел трупы раньше, когда учился в меде. Я видел обреченных людей в госпиталях… Но еще никогда прежде никто не умирал при мне, на моих глазах, в моих руках, практически, от моей же руки (я принес эти препараты).
Только что сердце билось и уже нет… И все еще кажется, что грудная клетка тихонько вздымается… И только спустя какое-то время, приходит осознание всего момента, становится отчетливо слышен звук машины, свидетельствующей об отсутствии сердцебиения вот уже как 2 минуты…
Я посмотрел на врача, который все это время, ничего не говоря, прибирал на столике, рядом с кроватью Максима. Он закончил свои дела, посмотрел в мою сторону, я сказал ему свое: «Спасибо», на что он тихонько кивнул и направился в сторону родителей Максима. Я тут же вспомнил об их присутствии, но я был не в силах их утешать, сам чувствовал себя слишком погано для этого.
Мама Максима все всхлипывала, со словами: «Вот и отмучился…», отец же попросил врача остаться еще какое-то время рядом с их сыном. Никто не запрещал им этого. Я подошел к ним, еще не зная, что буду говорить, но они опередили меня и так же, как и я только что, просто сказали мне: «Спасибо». Кивнув в ответ, посчитал нужным удалиться из палаты, как сделал до меня этого лечащий врач.
В коридоре, сидя на диванчике, долго приходил в себя, переваривая случившееся. Очень тяжело было… на душе или еще где, не знаю… Уже вышли из палаты родители, направились к главному врачу за документами соответствующими, уже пришли санитары, чтобы отвезти тело в морг, а я все сидел и думал о том, что надо бы тебе позвонить. Я не стал дожидаться, когда вывезут тело Максима из палаты, решил уйти оттуда до этого момента».
Мы оба замолчали, каждый, думая о своем. Я представлял, как все это могло выглядеть тогда, 2 месяца назад, исходя из описаний М-Доктора, а он, не исключено, что думал о том же самом, переваривая еще раз образы и реплики из своих воспоминаний, взбаламученных мною.
…продолжение следует…
"...A new light is warm, shining down on you after the storm
Don't mourn what is gone, greet the dawn..."
